Царь голод - Страница 3

Звуки работающих молотов и машин то усиливаются, то затихают. И голоса людей вливаются в этот хор незаметно, звучат в унисон: то живые и звонкие, то глухие, отрывистые, тупые – почти мертвые.

Жалобы работающих

– Мы голодны.

Трижды отрывисто ударяет большой молот.

– Мы задавлены машинами.

– Мы задыхаемся под их тяжестью.

– Железо давит.

– Гнет чугун.

– О, какая безумная тяжесть! Точно гора надо мною!

– Надо мной вся земля.

– О, какая безумная тяжесть!

Удар молота.

– Меня плющит железный молот. Он выдавливает кровь из моих жил – он ломает кости – он делает меня плоским, как кровельное железо.

– Между валами протягивают мое тело, и оно становится узкое, как проволока. Где мое тело? Где моя кровь? Где моя душа?

– Меня кружит колесо.

– День и ночь визжит пила, разрезая сталь. День и ночь в моих ушах визжит пила, разрезая сталь. Все сны, что я вижу, все слова и песни, что я слышу, – это визг пилы, разрезающей сталь. Что такое земля? Это визг пилы.

Что такое небо? Это визг пилы, разрезающей сталь. День и ночь.

– День и ночь.

Удар молота. Трижды.

– Мы задавлены машинами.

Звонкий рыдающий голос. Мы сами части машин.

– Я молот.

– Я шелестящий ремень.

– Я рычаг.

Слабый голос. Я маленький винтик с головою, разрезанной надвое. Я ввинчен наглухо. И я молчу. Но я дрожу общей дрожью, и вечный гул стоит в моих ушах.

– Я маленький кусочек угля. Меня бросают в печь, и я даю огонь и тепло. И вновь бросают, и вновь горю я неугасимым огнем.

– Мы огонь. Мы раскаленные печи.

– Нет. Мы пища для огня.

– Мы машины.

– Нет. Мы пища для машин.

– Мне страшно.

Удар молота. Голоса звучат испуганно и жалобно.

– О, страшные машины!

– О, могучие машины!

– Будем молиться. Будем молиться машинам.

Гимн машине

Кто сильнее всех в мире? Кто страшнее всех в мире? Машина. Кто всех прекраснее, богаче и мудрее? Машина. Что такое земля? Машина. Что такое небо? Машина. Что такое человек? Машина. Машина.

Трижды, мрачно соглашаясь, ударяет молот.

Ты, стоящая над миром, – ты, владычица тел, помыслов и душ наших, – ты, славная, бессмертная, премудрая машина, – пощади нас! Не убивай нас – не калечь – не мучь так ужасно! Ты, безжалостнейшая из безжалостных, скованная из железа, дышащая огнем, – дай нам хоть немного свободы! Сквозь копоть твоих стекол, сквозь дым твоих труб мы не видим неба, мы не видим солнца!

Пощади нас!

На мгновение умолкают маленькие живые молотки, и трижды безжалостно и тупо ударяет в темноте большой молот. И уже слышны отдельные возмущенные голоса.

– Она не слышит!

– Она глухая, – дьявол!

– Она лжет!

– Издевается над нами!

– Мы работаем для других!

– Всё для других!

– Мы льем пушки.

– Мы куем звонкое железо.

– Мы приготовляем порох.

– Создаем заводы.

– Города.

– Всё для других.

– Братья! Мы куем собственные цепи!

Чистый, живой, резкий, негодующий стук маленьких живых молотков. И в такт ударам негодующие голоса.

– Каждый удар – новое звено.

– Каждый удар – новая заклепка.

– Бей по железу.

– Куй собственные цепи.

– Братья, братья, мы куем собственные цепи.

Глухой удар большого молота обрывает этот бурный и живой поток, и дальше он течет ровно и устало.

– Кто освободит нас от власти машин?

– Покажет небо? Покажет солнце?

– Царь Голод!

– Нет, он враг. Он загнал нас сюда.

– Но он нас и выведет отсюда.

– Он страшен. Он коварен и лжив. Он зол. Он убивает наших детей. У наших матерей нет молока. Их груди пусты.

– Грозным призраком стоит он у наших жилищ.

– От него некуда уйти. Он над всею землею.

– Тюремщик!

– Убийца!

– Царь Голод! Царь Голод!

Удар молота.

– Нет, он друг. Он любит нас и плачет с нами.

– Не браните его. Он сам несчастен. И он обещает нам свободу.

– Это правда. Он дает нам силу.

– Это правда. Чего не может сделать голодный?

– Это правда.

– Чья ярость сильнее?

– Чье отчаяннее мужество? Чего может бояться голодный?

– Ничего.

– Ничего. Ничего!

Несколько ударов молота.

– Зовите его сюда!

– Голод! Голод! Голод!

– Иди сюда, к нам. Мы голодны. Мы голодны!

– Молчите, безумцы!

– Голод! Голод!

– Он идет!

– Царь Голод! Царь Голод!

– Он пришел!

– Царь Голод!

На середину, в полосу багрового света, из горна быстро входит Царь Голод. Он высокого роста, худощавый и гибкий; лицо его, с огромными черными, страстными глазами, костляво и бледно; и волосы на точеном черепе острижены низко. До пояса он обнажен, и в красном свете отчетливо рисуется его сильный, жилистый торс. И весь он производит впечатление чего-то сжатого, узкого, стремящегося ввысь. В движениях своих Царь Голод порывист и смел; иногда, в минуты задумчивости и скорби, царственно-медлителен и величав. Когда же им овладевает гнев, или он зовет, или проклинает – он становится похож на быстро закручивающуюся спираль, острый конец свой выбрасывающую к небу. И тогда кажется, что в движении своем, как вихрь, поднимающий сухие листья, он подхватывает с земли все, что кругом, и одним коротким взмахом бросает его к небу.