Царь голод - Страница 8


К оглавлению

8

Председатель. Издох. Отволоките его в угол.


Труп грубо оттаскивают в угол, и там лежит он все время, выпятив круглый живот, подошвами к зрителям.


– Прошу на места. Кто это плачет?

– Его любовница.

– Его любовница? Сударыня, и вы могли любить эту свинью? Прошу вас замолчать, однако. Иначе велю вывести. Молчать!

– Я не буду.

– Прошу оратора продолжать.

– Я предлагаю, извините… Тут есть сад со зверями, с тиграми… Я предлагаю: взломать клетки и выпустить зверей.

– Это глупо. У них есть ружья, дома – вас слопают первого…

– Ну хоть попугать.

– А зачем это нужно?

– Так, весело очень. А потом (говорит нежным голосом), там в саду бывают ихние деточки, так вот, может, хоть одного ребеночка… деточку…

Посмотреть бы.

– Это бы и я посмотрел.

– Мне нравится.


Плаксиво шмурыгает носом и просит.


– Одного бы… деточку…

– Верно! Верно! Нужно уважить старика.

Председатель (гневно). Молчать! Что вам один их ребенок, десятки, сотни. Долой нежности! Необходимо дело. Предлагайте! Предлагайте!


Все растерянно переглядываются, бессильные что-либо придумать.

Отдельные вскрики:


– Бить их на улицах!

– А полиция?

– Собраться в дружины и…

– Мы раньше перегрыземся сами.

– Вот что! Слушайте. Да слушайте же! Заразить их нашими болезнями.

– Сифилисом!

– Тифом!

– Холерою!

Председатель. Вздор! У них есть доктора. На тысячи наших ихних подохнет только один. Да ищите же! Неужели мы так бессильны?

– Проклятые книги!

– Что делать?

– Танцуют.

– Где же Отец?

– Мы бессильны! Проклятые! Танцуют. Где Отец?


Все, за исключением спокойно сидящей Смерти, вскакивают и, смешавшись в груду разъяренных тел, протягивают к низкому, давящему своду угрожающие руки.


– Проклятые!

– Танцуйте! Танцуйте!

– Мы придем к вам. Открывайте двери, мы придем к вам!

– Передушим ваших детей!

– Проклятые!

– Сожжем ваши книги!

– Принесем вам и сифилис, и холеру, и тиф!

– Проклятые!


Бессильный и злобный скрежет зубов. Быстро входит Царь Голод.


Царь Голод. Дети мои!


Все со стонами, с плачем, с рыданиями и визгом бросаются к нему, окружают, падают на колени, ловят его руки. Образуется группа: в центре, возвышаясь, Царь Голод, и у ног его, дрожащие, прижимаются к нему несчастные. В стороне остаются только Смерть и Председатель-Хулиган. Он сложил руки на груди и презрительно смотрит на стонущих.


Царь Голод. Дети мои! Любимые дети Голода! Несчастные дети мои!

 (Гладит по склоненным головам.)


Все стонет. Отделяется один и, стоя на коленях, говорит дрожащим, запинающимся, картавым голосом, как ребенок.


– Отец! Посмотри, что они сделали со мною! Отец! (Плачет, утирает слезы и продолжает.) Отец, посмотри, какой у меня низенький лоб. Я не могу думать, Отец. Посмотри на мои глазки – разве это глаза? В них ничего не видно. Они всего съели меня. Отец; Я плакать буду. (Плачет.)

– Почему он плачет один? Разве мы лучше?

– Разве ему хуже, чем нам?

– Будем плакать! Будем плакать!

– Положи руку на мою несчастную голову. Я ребенка убила.

– Приласкай меня, Отец!

– Пожалей!

– Несчастные мы! Забытые!


Плачут. И, закрыв руками лицо, плачет сам Царь Голод.


– Бедные! Бедные! (Говорит он сквозь слезы.)


Все слова, стоны и рыдания сливаются в один протяжный вопль, полный невыносимой, подземной тоски. Музыка вверху, точно испугавшись, играет красиво и печально. И, презрительно сложив руки на груди, смотрит на плачущих Председатель.


Царь Голод (очнувшись). Довольно, дети!

Председатель. Да. Я думаю, что довольно хныкать. Отец, простите меня, но вы внесли беспорядок в наше собрание. Мы люди занятые, нам некогда.

Царь Голод. Продолжайте заседание.

Председатель. Вам принадлежит председательское место.

Царь Голод. Останьтесь на нем вы. Я буду только гостем.

Председатель (польщенный, кланяется). На места! Молчать!

Кто еще плачет? Закройте шлюзы, иначе выгоню!


Все, вздыхая, рассаживаются.


Царь Голод (садится возле Смерти). И ты тут?

Смерть. Да, – дело было.

Царь Голод. Вон тот, в углу?

Смерть. Да. И еще будет.

Председатель (звонит). Заседание продолжается. Кто имеет сказать?


Встает маленькая Девочка; у нее очень бледное тонкое лицо и большие, черные, печальные глаза. Оправляет платьице. За несколько времени до ее речи, произносимой очень нежным детским голоском, но без смущения, – наверху, у освещенного окна, происходит следующее. Отодвигаются гардины, и входят двое: молодая Девушка с обнаженной гордой шеей, на которой легко и строго сидит красивая задумчивая головка, и через мгновение, следом за ней, влюбленный Юноша. Он любит ее красивою и чистою любовью, а она?.. Быть может, любит, быть может, нет. Стоит, опустив ресницы, прекрасная и гордая; и вдруг быстро пожимает ему руку, и вдруг, как солнце, озаряет его кротким, сияющим взглядом, и светлой тенью выскальзывает из-за светлых гардин. Он протягивает за ней руки; но ее нет; и, полный счастья, быть может, слез, обращает он к темной улице свое побледневшее лицо.

8